Полуостров

Город – Остров в воспоминаниях Глухого Художника.

ВИННЫЙ МЫС

Жил был Медведь. Он посадил репу. А выросла большая морковка. Медведь идёт по лесу и всех спрашивает: «Как такое могло случиться?» И вот он шёл, а навстречу ему Фонарь Говорящий. Медведь говорит: «Я тебя съем!» «Не ешь меня, я железный! Лучше я дам тебе волшебную палочку, ты ударишь ей по старому камню, который под берёзой растёт. У тебя появится всё, что пожелаешь: звёздное платье и две луковицы!"
Из рассказа девочки Ани четырёх лет.

Когда-то давно Город – Остров не был тем сказочным островом – панцирем гигантской черепахи, дрейфующим по мистическим водам Моря – Озера. Он был обычным провинциальным северным городком, расположившись на большом мысе у круглого, похожего на огромную горошину, озера. Но чудеса уже начали там происходить, живая и мёртвая вода из подземных ключей постепенно наполняла Гороховое озеро. Жители уже тогда чувствовали себя островитянами – робинзонами, потерпевшими кораблекрушение, и дикими, невоспитанными аборигенами - пятницами. Правда чаще всего с острова «Невезения», вернее с полуострова «Винный Мыс», где вина почти не мучила, а вино мучило почти всегда, где любимым принципом жизни был «Алиба да ту!» («Пусть оно само как-нибудь будет, а если не будет, то и ладно!»). Но хрустальные воды новой реки потихоньку подтачивали фундамент, готовили весенний взрыв половодья, могущий вынести голубую льдину Города – Острова в волшебное неизведанное плавание…

ОБЛАКО НА ЛЬДИНЕ

Что такое: было живое, а стало мёртвое? Это пень! Был ствол, потом стал пень. Пришла Пиявка, села на пень. У неё в руках три пуговицы. Если она их проглотит, что будет?
Загадка девочки Дуни пяти лет.

Оказался я в городе ранним утром, когда только светало. Ехал долго. Выезжал с юга, кажется из Кисловодска, взяв с собой бутылку Нарзана. Собирался поехать на север на этюды в какое-нибудь заповедное место. Помню, что отправился зимой. После трёх суток пути вдруг ночью вагон стало раскачивать из стороны в сторону, словно лодку. Проснулся от звенящей, какой-то неестественной тишины, пассажиры исчезли, поезд стоял. Оказалось, что и поезда след простыл - вагон был отцеплен. Вокзал был пуст. Пустынны и железнодорожные пути, за исключением моего одинокого вагона.

Я вышел в город. В центре маленькой привокзальной площади, огороженной бетонными шарами, посреди круглой клумбы стояла скульптура барсука, поднявшего вверх саблю. Недалеко виднелась выкрашенная красной краской доска почёта. Над ударниками труда я прочитал надпись, сделанную белыми буквами: «Природа не аристократка, она любит мозолистые руки и делает откровения только челу, изборождённому морщинами». Из-за доски почёта вышел тощий полосатый кот, за ним - мальчик лет шести с большим чёрным пластмассовым автоматом. Мальчик прицелился и «выстрелил» в кота. Потом взглянул на меня и сказал: «Скоро прилетит вертолёт, и я на нём полечу!»

За площадью - сквер, разбитый прямо на ушедшей в землю улице. Виднелись верхние части крыш и дымоходы. Из некоторых труб поднимался дымок. У деревьев были отпилены ветки и прикреплены многочисленные новенькие скворечники. Немного подальше возвышались руины древней крепостной стены. Вдалеке за городом темнела плоская гора, покрытая еловым лесом. (Впоследствии я узнал, что гора называлась Невинная.) Повсюду цвели белые подснежники и голубые пролески.

В северном городе не было снега. В центре города высилась водонапорная башня с огромным гнездом сверху. В гнезде сидели два аиста и, запрокинув головы, весело и громко щёлкали клювами. Одноэтажный дом с приоткрытой свежеокрашенной железной дверью, евро окнами и надписью «Администрация». Перед ней - красивая ухоженная клумба с цветущими фиолетовыми крокусами. На клумбе сладко спал пьяный мужик с чёрными усами. Неподалёку маленький хлебозавод с огромной надписью: «Традиции выпечки на дровах». В витрине магазинчика «Мечта» красовались торты в виде ёжиков с грибочками. Высокий пожилой дядька в роговых очках и старомодной шляпе стоял, взявшись за ручку двери магазина,и читал наклеенное на стекло объявление. Вкусно пахло свежеиспечённым хлебом.

Прямо от площади шла улица и выходила мысом к большой воде. На маленьком полуострове располагался уютный парк с детской площадкой, аллеей старых лип и рюмочной под названием «Винный мыс». По водной глади плавали большие льдины. В центре озера на огромной льдине возвышалась маленькая белая церковь, словно тоже слепленная изо льда. Вода была ярко- зелёного цвета. Приглядевшись, я увидел внутри воды, как в зазеркалье, летние лужайки и деревья. В небе висело одинокое огромное белое облако, по форме отчётливо напоминавшее океанический корабль с. Облако почему-то не отражалось в воде.

К обеду потеплело. Трава зазеленела, на глазах распускались листочки на деревьях. К вечеру стало жарко, словно наступило лето. Впереди меня шатаясь, шёл выпивший парень с бритым затылком ушастой головы, неся под мышкой только что купленную в магазине хлебозавода буханку хлеба. За ним бежала большая драная собака. Парень остановился, отщипнул большой кусок хлеба и кинул ей. Дворняга понюхала хлеб, но есть не стала, опять побежала за парнем. Улицы городка постепенно усеяли павшие – мужички с велосипедами, возвращавшиеся с работы, принявшие на грудь по положенной "банке" и сморенные неожиданной жарой. Возле администрации на самой красивой клумбе лежало уже трое. Рядом стояла женщина и разговаривала с одним из лежащих, выясняя, где зарплата и ключи от квартиры. Мужик, не в силах подняться, что-то невнятно отвечал жене.

Вечерело. Огромное красное солнце садилось в воду. Вода приобрела изумрудный оттенок. Стало прохладнее. Голубые льдины по-прежнему плавали в потемневшей воде. Похолодало. Павшие бойцы все разом поднялись, взялись за велосипеды и исчезли. Наступила темнота. На площади зажегся единственный фонарь. Он ярко светил вертикально вверх, освещая высоко в сине-чёрном небе мерцающий океанический лайнер. В воде озера зажглись звёзды, в небесах - незнакомые созвездия. Стало немыслимо тихо и необыкновенно хорошо…

МЕДОВЫЙ БАРСУК

Гречка лежала на полу и её подъедала Пиявка. Пиявку позвали ужинать засохшим грибом. Пиявка увидела свой портрет, висевший на стене, и пошла гулять. Что-то не так было с Пиявкой, но она была счастлива!
Из рассказа девочки Дуни трёх лет.

Я жил уже несколько месяцев на окраине города в деревне Ям в деревянном голубом доме у дяди Феди. Деревенька находилась в низине – яме. Была ранняя осень. Вокруг дома рос старый фруктовый сад. Огромные, с перекрученными ветками и корявыми стволами, яблони стояли, угрохши яблоками. Под весом плодов ломались ветки. То и дело слышался глухой звук падающих яблок. Ночи тихие и звёздные. Наступило время звездопада – вместе с гулкими звуками падающих яблок бесшумно чертили тёмно-синее небо падающие звёзды. В саду стоял круглый деревянный стол, покрытый клеёнкой. Поверхность стола иногда намокала, и в ней отражался кусок звёздного неба. Выходя ночью в сад, я мечтательно смотрел вверх, на Млечный Путь и причудливые розы блистающих созвездий. Потом подходил к столу и изучал «карту» будущего большого космического путешествия.

Возвращаясь с этюдов, я обычно находил хозяина на кухне. Он сидел на табуретке, опёршись спиной на холодильник, и читал потрёпанный журнал «Наука и жизнь». Дверца старого холодильника «Полюс» была сплошь заполнена наклейками с бэтманами, человеками – пауками и девами – воительницами. Флегматичный белый кот Клёпа по своему обыкновению сидел, поджав под себя лапы, на крашеном подоконнике рядом с большим зелёным яблоком и коробкой с лекарствами. Кот глядел в окно, иногда поворачивал морду и нюхал лекарства. На печке стоял чугунок с отваренной в мундирах картошкой, накрытый вафельным полотенцем, на столе - трёхлитровая банка солёных огурцов. Дядя Федя говорил: «Бери ложку, ешь картошку!» Я обдирал шкуру с дымящейся картошки, посыпал крупной солью, насаживал на вилку корявый пупырчатый огурец, отламывал краюху ржаного хлеба и, наслаждаясь, ел. Вспоминал Юрия Гагарина. После триумфального полёта в космос ему часто приходилось участвовать в томительных банкетах и пышных пирах. И однажды, сидя за изобильным столом с изысканными яствами, он вдруг с сожалением сказал: «Мне бы сейчас картошечку в мундирах да с солёным огурчиком!»

Иногда к Фёдору заезжал его приятель Жора на скрипучем велосипеде. Федя спрашивал:
-Как жизнь молодая?
-По-старому.
- Откуда едешь?
-Да из города! По делам был и в магазинах!
-А почему ничего не везёшь?
-Как не везу? Вот батарейку для часов купил и два подшипника!
Потом они долго разговаривали о пчёлах.

Дядька Жора жил в соседней деревеньке Зажогино. На указателе с названием деревни какой-то шутник пририсовал палочку к букве «Г», изменив на "П". Его дом стоял поблизости «Стоунхенджа» - недостроенной фермы. Над фундаментом возвышались мощные бетонные колонны, кое-где перекрытые балками. Место было возвышенное, на «Стоунхендже» почему-то не росла трава. Рядом протекала река, на другом берегу чернел старый графский парк, скрывающий в тени старых лип и елей руины некогда пышного поместья. По ручьям и канавам жили бобры – валили деревья и строили плотины.

Мужик строил возле дома огромный гараж из старых шпал и брёвен, в который мог поместиться современный двухэтажный автобус. Машины у него не было, вернее, стоял сломанный старый красный москвич. «Зачем ему такой большой гараж?» - спрашивал я. Фёдор пожимал плечами, шутил, что друг нанял на строительство местных бобров.

Жора жил один, семьёй так и не обзавёлся. Стены его комнат, поверх старых грязных обоев, были обклеены яркими фотоплакатами с изображениями улыбающихся смуглых тайских красавиц в розовых и лазурных купальниках на фоне моря и пляжа. Дядя Жора в молодости хорошо играл на гармони, его часто просили поиграть на деревенских праздниках. Однажды возвращался со свадьбы навеселе. На лесную дорожку вдруг вышел медведь. Вмиг протрезвевший Жора не растерялся. Растянул мехи гармошки и стал играть. Медведь пошёл за ним следом, слушая музыку. Так и проводил его почти до самого дома.

У дядьки был большой сад. В саду вырыт круглый маленький прудик, в нём росли жёлтые кубышки и плескались караси, которых хозяин приносил с рыбалки и выпускал. Посреди прудика плавал выпиленный из фанеры и выкрашенный белой краской лебедь с чёрным глазом и красным клювом. Поодаль стояли большие ульи. Пчёлы были злые, кусали всех гостей. Говорил, что какая-то кавказская порода. Одна из пчёл на большой скорости врезалась мне в ухо, и я почувствовал удар лома. Дядька ловкими вытащил жало и успокоил: «Вовьё, так вовьё!(1)» Охранял хозяйство рыжий лохматый пёс по кличке Медовый Барсук. Барсук любил спать в будке. Иногда слышалось, как он храпел. Любимое лакомство собаки: свежие огурцы, мёд и крыжовник. Хозяин ласково гладил собаку и хвалил: «Никто не может, а Медовый Барсук может!» Барсук благодарно вилял хвостом и преданно заглядывал в глаза.

В длинные летние вечера, когда стихал ветер, уплывали за горизонт облака, солнце медленно садилось за край деревни в розовые заросли Иван-чая. Железобетонный «Стоунхендж» отбрасывал ровные, длинные чёрно-фиолетовые тени, словно разрезая землю на полоски. В мире разливалась какая-то необыкновенная вязкая тишина, всё живое замирало. Рыжий пёс, освещённый оранжевым светом, неподвижно смотрел тёмными точками - глазами на мёртвый геометрический остов, превратившись в нелепую скульптуру собаки, словно часть сюрреалистической инсталляции какого-то безумного современного художника...

Вскоре Жора помер, так и не достроив свой ангар для танка. Дядя Федя забрал кавказских пчёл и Медового Барсука к себе.

ПРОТИВ ВЕТРА
Светлой памяти Арне Николаевича и Валентины Петровны Тедер.

Жили-были Макаронины. И вот они пошли гулять и нашли Тушёнку. И стали её есть. Ели они ели, пока не добрались до глаз Тушёнки. Тогда они глаза поделили и съели. А через неделю у них заболели животы. Им пришлось выплюнуть всю Тушёнку по кусочкам. Она погрозила им лапой и пошла. А сзади ковыляли глаза.
Из рассказа девочки Дуни пяти лет.

Арне Николаевич жил в соседнем маленьком городке с красивым названием Пещеры. Приехав туда на этюды, я шёл по улицам и спрашивал, не сдаёт ли кто комнату. Мне показали на ладный домик возле старинной крепости с характерной каменной кладкой и голубями на крыше. Во дворе меня встретил невысокий красивый пожилой человек с седыми волосами, немного напоминавший Жана Маре в роли графа Монте-Кристо. На крыльце "разговаривал" транзисторный приёмник, настроенный на волну эстонского радио. Широко улыбаясь, повёл меня в дом, усадил за стол, поставил передо мной тарелку с "мощнейшей" зажаркой:
- Вы поешьте с дороги!

Арне Николаевич оказался очень весёлым и очень добрым.

…Мы шли с Николаичем к его приятелю, Пал Палычу, который жил на окраине. Путь наш лежал по узкой тропинке, вдоль оврагов и каменистых уступов, мимо пустырей и огородов. В огородах сидели зайцы и ели капусту, бегали ёжики, летели к вечернему солнцу стаи птиц, возвращаясь с полей.

Пал Палыч - крупный пожилой человек с круглым красным лицом. Круглый год носил бейсболку. Был у него большой старый пёс Мухтар, похожий на волка. Пал Палыч и Мухтар работали сторожами в краеведческом музее. У обоих - служебные таблички: на грудном кармане и ошейнике. Палыч носил свою карточку с гордостью, никогда не снимал. Пёс свою табличку периодически отгрызал. Мухтар любил рвать котов и душить соседских козлят, поэтому хозяин иногда брал его на поводок.

…Мы сидели в небольшой кухне, смотрели на маленьком мониторе видеокамеры авторский фильм Палыча о красивом морозном инее в крепости и пили коричневую вонючую самогонку. Мухтар лежал под столом. Иногда мы ставили на него ноги, и он недовольно ворочался. Хозяин кидал ему кусочки сала. Арне Николаевич, залпом осушив стопку, воинственно сказал по-эстонски:
- Асса - курат!(2)
И добавил уже более благостно:
- Хорошо, что коровы не летают!
Потом рассказал смешной случай из прошлого:
- Как-то летом привезли в город зоопарк. И был там бегемот возле большой бочки с водой. Он разевал пасть с чудовищными клыками, и окружившая толпа нарядных жителей клала ему в рот куски хлеба и булки. Бегемот жевал. Когда вновь разинул пасть, какие-то озорники насыпали ему камней и палок. Бегемот сомкнул челюсти и замер. Все с любопытством ждали, что же будет дальше. Немного подумав, бегемот подошёл к бочке, опустил туда голову, оказавшись массивным задом к толпе. Затем всех обдал коричневым фонтаном. Бегемот, держа морду в бочке, передвигался по кругу, помахивая хвостиком как маятником. А из-под хвоста била коричневая струя. Люди, уже не столь нарядные, разбежались.

Мы смеялись, наливали из пластиковой бутылки «душмяную» самогонку, чокались гранёными стопками и выпивали. Захмелев, затянули песню:
- Чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой…
Подвыпивший Палыч укоризненно говорил Николаичу:
- Вы, эстонцы, скучные. Выпив, не поёте, и застольных песен у вас нет!
Арне Николаевич тут же влез ногами на табурет, расправил плечи, поднял правую руку и громко, задорно запел по-эстонски. Песня звучала как гимн. Закончив песню, как ни в чём не бывало сел и продолжил трапезу. Мы недоумённо и восхищённо смотрели на него.
- Про что песня? – спросил я, ожидая услышать что-то торжественное.
- Про пиво, - лаконично ответил певец. - Мы, эстонцы, всегда её поём за столом…

Арне Николаевич очень любил читать. Самодельные полки в его доме уставлены книгами: энциклопедиями, историческими романами, сочинениями про Сталина и немецко – фашистскую разведку, описаниями путешествий. Многие с автографами авторов. Говорил, что лично знаком с Кусто, Прохановым, и некоторыми президентами. На страницах красной пастой делал пометки и подчёркивал понравившиеся места. Рабочий стол с настольной лампой завален газетами и журналами, которые выписывал. На стене портреты Путина, Гагарина и Дина Рида, календарь с репродукцией картины "Утро в сосновом лесу". Коридор обклеен старинными советскими киноафишами с портретами кинозвёзд ушедшей эпохи. С афиши фильма «Синяя птица» улыбалась нарисованная ультрамарином Элизабет Тейлор. С противоположной стены на неё сурово глядел чёрно-белый Вячеслав Тихонов.

На любой вопрос мой хозяин давал энциклопедически точный, но часто непроверяемый ответ:
- Сколько человек участвовало в штурме Зимнего дворца? Сколько времени проводит под водой белый медведь?
Исчерпывающий ответ следовал незамедлительно.

Арне Николаевич – великолепный и остроумный рассказчик. Большинство его историй – также не проверяемы на детекторе лжи. Я подозреваю, что реальные воспоминания переплетены с выдумками и сдобрены книжной информацией. Сам себя весело называл:
- Я автогонщик, велогонщик, самогонщик!
Однажды пришёл домой и радостно сообщил:
- Мне присвоили академика лесного хозяйства!
- Поздравляю! А как ты узнал? – спросил я.
- Да мужиков встретил в магазине, вместе раньше работали в лесхозе. Они и сказали!
Спустя некоторое время стал поговаривать о поездке в Китай:
- Меня пригласили олимпиаду судить!
А однажды заявил:
- Скоро уезжаю в Вену дирижировать симфоническим оркестром! Будем исполнять Штрауса!

Арне Николаевич всегда смотрел новости. Однажды его чёрно-белый телевизор «Рекорд» сломался: старинного типа круглый переключатель каналов застопорился. Позвал друзей чинить: двух подполковников на пенсии – отца и сына. Они были нисколько не похожи друг на друга. Сын - крупный, важный и мордатый. Отец - маленький, тщедушный и застенчивый. Хозяин достал пол-литровую бутылку самогонки, варварского вида пассатижи и отвёртки. Друзья выпили, и старший подполковник принялся чинить. Дело двигалось медленно. Младший подполковник выдвинул идею доломать переключатель и переключать каналы плоскогубцами. На это хозяин отреагировал:
- Спасибо Сулейману, что помог советом мне!

Выпивка быстро закончилась. Арне Николаевич достал из кармана мятые деньги и протянул сыну. Тот оторвал отца от починки и послал за бутылкой. Старик вернулся быстро, замахнул вместе со всеми стопку и вновь молча принялся за работу. Разговор пошёл веселее – сыном было высказано много дельных советов. Вторая бутылка опустела. Опять подполковник – отец сбегал за выпивкой и снова принялся ковыряться в телевизоре. Арне Николаевич стал рассказывать, как грузил на Кубу советские ракеты и общался с Фиделем Кастро. Сын соглашался, что Николаич – заслуженный разведчик и он тоже разведчик. Громко хвалили боевые заслуги друг друга. Старший молча чинил, и на малое время его оставили без внимания. Потом вспомнили про него, стали вдвоём ругать и укорять, что тот не разведчик и неряшлив, ходит в заштопанной фуфайке, позорит армию. Подполковник - отец смущенно улыбался, продолжая чинить переключатель. Выпить опять не хватило, и снова смиренный дядька пошел за бутылкой. Так продолжалось раз пять. В конце концов, не пьянеющий дед починил телевизор, автоматически надел ватник и, сунув пустую посуду в карман, отправился знакомой дорогой. Вернулся запыхавшийся и в мыле, но уже никого не застал. Его пьяные товарищи разбрелись кто куда. Лишь громко работал телевизор, показывая мыльную оперу «Богатые тоже плачут». Марианна что-то с надрывом спрашивала у Луиса Альберто, из её подведённых глаз капали крупные слёзы. Героиня по имени Марисабель плела интриги. Мой остроумный хозяин называл её «Марисобес», а создателей сериала «дерьмоварами». Придумывал и другим героям смешные, но неприличные прозвища.

Арне Николаевич любил готовить еду в чугунке в печке. Он крупно резал овощи с огорода: картошку, капусту, свеклу, морковь, брюкву, лук, чеснок и зелень. Жарил сало и делал белую эстонскую зажарку на сметане или молоке. Получалось очень вкусно. Наливал порцию котам в большую алюминиевую миску. Коты - родственники жили на чердаке. Их около десяти, они дикие, разного размера и толщины, но все одного белого цвета.

Мой добрый хозяин очень любил людей. У него была большая семья. Сыновья выросли и разъехались. Младший сын трагически погиб. Жена - русоволосая красавица Нина, не смогла оправиться после смерти любимого сына и вскорости умерла. Долгое время Арне Николаевич жил один. Старший сын уже давно проживал за границей, в Швеции, и звал отца к себе.
- Что я там буду делать? Здесь я дома, захочу – траву покошу, захочу – на печи полежу! – говорил мой мудрый друг.
И добавлял задумчиво:
- Каждому своё!

В пожилом возрасте познакомился с очень хорошей женщиной Валентиной Петровной, тоже вдовой. Они долго встречались, а потом поженились.

Когда Арне Николаевич шёл встречать Валентину Петровну на остановку автобуса, надевал свой старомодный пиджак и галстук. На моё недоумение снисходительно говорил:
- Нельзя любимую женщину встречать без галстука!

Я был свидетелем на их свадьбе. Арне Николаевич одел костюм из светло-серого кримплена с мраморными запонками, бордовый галстук. Вставил белоснежный накрахмаленный носовой платок в нагрудный карман уголком вверх. Валентина Петровна одела красивое платье и сделала причёску с завитками. Взяв ещё одного свидетеля, мы вчетвером отправились в ЗАГС.

Большой зал торжеств, освещённый солнцем сквозь большие полукруглые окна, был пуст. Посреди гулкого пространства стояли под ручку две трогательные фигурки: счастливые жених и невеста. Работник ЗАГСа поздравила молодожёнов и предложила обменяться кольцами. Я фотографировал церемонию. Арне Николаевич надел супруге кольцо на безымянный пальчик правой руки. Валентина Петровна попыталась одеть супругу кольцо на мозолистый заскорузлый палец. Кольцо налезло только на половину, дальше никак. Арне Николаевич смущённо сказал:
- Палец опух от волнения!
- Тот ли у тебя палец опух от волнения? – иронично спросила невеста.

Однажды зимой мы шли с Николаичем по заснеженной улице. Впереди стояла пожилая женщина с высокими санками – финками и разговаривала с подругой. Издали завидев моего друга, стала что-то очень громко и язвительно говорить ему по-эстонски. Тирада закончилась, когда мы почти поравнялись с ними. Арне Николаевич, не сбавляя темпа шага, тут же коротко и чётко парировал ей через плечо:
- Тюри - юри!
Старая эстонка опешила. Ни я, ни подруга бабки ничего не поняли. Отойдя подальше, я спросил:
- Что хотела от тебя эта женщина?
- Она сказала: «Что ты, старый пень, говорят на молодой женился? У тебя же давно не стоит!»
- И что ты ответил?
- Ещё как стоит!
Потом добавил со смехом:
- Я всегда «хожу» против ветра!

Арне Николаевич и Валентина Петровна любили копаться в своём огороде. На участке у них порядок: теплицы с огурцами и помидорами, аккуратные грядки с полосатыми кабачками и рыжими тыквами, заросли укропа и лука. В одной из теплиц – маленькие северные арбузы. Возле дома стояли бочки и старая эмалированная ванна с дождевой водой для поливки. Хозяин всегда по утрам умывался дождевой водой, называя её небесной и божественной. Петровна сажала повсюду пёстрые цветы. Я писал их на своём холсте, словно резал разноцветный винегрет. Посреди цветов бродили белые коты. Одна особо любимая хозяевами кошечка разлеглась на самой красивой грядке и грелась на солнышке. Посреди картофельного участка стояло пугало, сооружённое Николаичем из собственной старой одежды. Оно удивительно похоже на хозяина, характерно движение «рук» и наклон «головы».
- Автопортрет! - говорил я ему.

Иногда в огород приходили зайцы и безобразничали на овощных грядках. Возможно, что «длинноухие» уже жили поблизости: за старой баней в кустах. Хозяин выкопал в огороде ржавый остов винтовки Мосина, оставшийся со времён Великой Отечественной войны. Прицелился в баню и «выстрелил" по зайцам. Возле забора возвышались трёхметровые подсолнухи на толстых стеблях. Где-то далеко вдруг послышался шум винтов пролетающего вертолёта. Я вспомнил строчку стихотворения: "Подсолнух высокий и в небе далёком над степью летит вертолёт." И мне почему-то стало немного грустно и тревожно…

…Вечер в уютном, натопленном доме. Я лежу на горячей лежанке у печки, отогреваюсь после работы на пленэре. Валентина Петровна хлопочет возле плиты, запекая овощи и куриные крылышки, весело рассказывает о районном обществе слепых и слабовидящих людей. Как они любят ездить на экскурсии в Санкт-Петербург и его пригороды, "смотреть" дворцы, мосты и набережные, шумно делясь друг с другом впечатлениями в автобусе. Арне Николаевич говорит, что неплохо бы сходить к друзьям сЕто(3) и изжарить енота. Ноздри щекочет чудесный аромат приготовленной в печке еды. Я смотрю на этих двух любящих друг-друга, удивительно красивых стариков и думаю, что главным сокровищем и украшением жизни являются люди. Сажусь за стол, покрытым клеёнкой с подсолнухами, где уже стоят тарелки и ложки, большая миска разноцветного салата из помидоров, огурцов и зелёного лука, порезан крупными ломтями хлеб, заварен чай с листьями мяты и чёрной смородины. Мне очень и очень тепло. Я дома…

ПРОСТО Я РАБОТАЮ ВОЛШЕБНИКОМ

Жили-были Котёнок и Щеночек. Щеночек Котёночка любил, не обижал. Но однажды бил его неаккуратно.
Из рассказа девочки Дуни трёх лет.

Почти год я прожил в городе, иногда выезжая в гости и путешествия. Правда, сколько на самом деле прошло: полгода, год или больше, сказать не берусь. Время здесь вело себя странно, словно пульсировало: то замедлялось и почти останавливалось, то сжималось до нескольких мгновений. Времена года как будто сбивались с очереди и путались: в зимние холода вклинивалось майское тепло, в летнем сонном покое блуждал февральский снегопад. Но я чувствовал себя дома на этой странной, непонятной, чужой, но такой ласковой земле...

Однажды у меня заболели зубы. Узнав, где находится городская больница, я направился к доктору. Была весна или осень. Листва уже облетела или ещё не распустилась. Длинное двухэтажное здание больницы неуловимо напоминало фронтовой госпиталь. Вдоль всего здания стояла аллея деревьев, высаженных через одинаковые промежутки, с грубо спиленными ветками. Нижняя часть стволов густо побелена известью, как-будто перевязана бинтами. Я шёл по аллее, словно вдоль фантастического строя покалеченных, перебинтованных солдат, которые от боли растопырили свои ампутированные конечности. Но всё равно стояли в идеальном строю, готовые вновь идти в бой.

Пожилая ласковая женщина, врач - стоматолог вылечила мои зубы и посоветовала поставить коронки: обратиться к доктору – протезисту Василию Ивановичу.
- Он волшебник! – с улыбкой сказала она.

Народ толпился возле кабинета протезирования. Правда, почему-то никто не занимал очередь. Люди разные, в основном пожилого и среднего возраста, которые уже длительное время жевали и нуждались в «капремонте». Приезжали и жители близлежащих деревень. В кабинет с любопытством заглядывал всклокоченный деревенский дядька в синем с белыми полосками спортивном костюме и верёвочкой на шее. На шнурке был ключ, который почему-то висел на спине. Дверь кабинета приоткрыта, оттуда раздавались ужасающие звуки фрезы, распиливающей камень, и громкое радостное пение:
- Солнышку я руки протяну, ветру озорному подмигну... Просто я работаю волшебником, волше-бни - ком!

Иногда раздавались слабые человеческие стоны. Очередь со страхом прислушивалась к неестественному сочетанию звуков.

Звук шлифмашинки прекратился. Из кабинета выбрела старушка, держась рукой за щёку. Следом вышел доктор и сказал ей на прощанье:
- Ты плохо себя вела, родителей вызову! Если зуб отвалится, не выбрасывай! Принесёшь, обратно приклеим!
Затем бодро оглядел замерших в оцепенении людей. Взгляд его остановился на дядьке с чёрными усами, с зонтом – тростью в руках. Доктор гаркнул на весь этаж:
- Эй, усатый, как матрац полосатый!
Мужик подскочил, как ошпаренный, выронил зонт и побежал в кабинет. Через несколько минут художественное сочетание звуков возобновилось.

Василий Иванович был крепкий худощавый подтянутый немолодой человек. Красивое мужественное лицо украшали рыжие усы. Он напоминал героя старого советского фильма – фронтового врача, на чьих плечах госпиталь, переполненный ранеными бойцами. Врач спасал жизни, шутил с солдатами, поддерживал боевой дух. В него были влюблены все медсёстры.

В свободное от работы время Василий Иванович тренировал дворовую детскую команду по футболу. Сам с упоением гонял мяч. Вместе с мальчишками ходил на рыбалку. Своими руками делал всевозможные хитрые снасти. В его кабинете полки заставлены спичечными коробками, в которых лежали зубы, протезы и коронки, а в некоторых – самодельные блестящие блесна на сома и щуку. У доктора было два взрослых сына: оба играли в футбол, любили рыбалку и учились на врачей.
В очереди пациенты шёпотом рассказывали ужасы. Как однажды доктор засверлил одному мужику язык, а потом наживую зашивал. Но больничная очередь – не то место, где можно поручиться за объективность информации. Василий Иванович дело своё знал и отремонтировал зубы почти всему городу и окрестным посёлкам.

Иваныч был ещё и хирургом. Когда накапливалось человек пять на удаление, он переходил в соседний кабинет, делал уколы новокаином и ловко расправлялся с зубами. Пациенты не успевали ойкнуть. Через десять минут возвращался к своей обычной работе.

Я сел в кресло и открыл рот. Врач опустил на нос очки, выбрал и вставил нужную фрезу, прицелился и включил бормашинку. Я зажмурился, вспомнив рассказ о том, как Василий Иванович «брал языка». В волнении раздвинул челюсти на максимальную ширину. В ушах что то щёлкнуло, и я вдруг стал хорошо слышать, словно оказался в зале театра с мощной акустикой. Моя «глухота» прошла: отошли в ушах серные пробки.

Василий Иванович сверлил мой зуб, вернее, всё сильнее углублялся в пень от зуба. Мне казалось, что он насквозь просверлит челюсть. Изредка металлический бур выскакивал из крепления ручки бормашины и застревал в дырке. Доктор вытаскивал застрявший бур своими сильными ловкими пальцами и вставлял обратно в ручку, вновь принимаясь за дело. Для меня он исполнял военные песни:

Рано-раненько до зорьки в ледоход
Собирала я хорошего в поход.
На кисете на добро, не на беду
Алым шёлком шила-вышила звезду.

Шила-вышила удалой голове
Серп и молот алый шёлком по канве.
И уехала кручинушка моя
Биться с недругом в далёкие края(4).

Бур в очередной раз застрял глубоко в нижней челюсти. Иваныч схватил его за конец, выдернул, он упал и закатился под кресло. Доктор наклонился, что бы поднять его, вставить и опять сверлить, но не дотянулся до пола.
- Ну и … с ним, - задумчиво произнёс Василий Иванович и взял из железной коробки другой наконечник.
Потом негромко спел:

Идёт солдат по городу,
По незнакомой улице,
И от улыбок девичьих
Вся улица светла.
Не обижайтесь, девушки,
Но для солдата главное,
Чтобы его далёкая
Любимая ждала(5).

- В Сербии опять стреляли, - грустно произнёс он, неожиданно прервав песню.
С ним в кабинете уже давно работала пожилая, опытная, очень добрая, внимательная и смиренная медсестра Зинаида Ниловна. Обращался к ней:
- Эх, Зинка, Зинка, от трусов резинка! Ничего ты не понимаешь. Ругаю тебя, как пограничник свою собаку!

Старый глухой дед, которому закончили вставлять зубы, очень громко и искренне хвалил доктора:
- Василь Иваныч, у тебя руки золотые! Спасибо!
Врачу приятно, он улыбался в свои рыжие усы и кричал деду в ухо:
- Я сам глух как палка!

Разговаривал с заглядывающей в кабинет бабулей, приехавшей с дальней деревни по рекомендации своей подруги. При этом не переставая точить:
- Кто тебя привёз? Зять, сын, любовник? Эх, ворона, поздно приехала!
Бабушка пыталась умягчить сердце доктора лестью. Рассказывала про свою одноклассницу, которой Василий Иванович вставил все зубы, и она теперь грызёт кости и щёлкает орехи. Иваныч смягчался:
- Сделаю тебе зубы. Будешь, как в фильме про Мейсона, иметь любовника с сигарой! Я не шучу, я на работе!

Придя на следующий приём, я сидел на лавке в коридоре и, улыбаясь, слушал доносящиеся из кабинета шутки доброго доктора. В очереди рассказывали очередные ужасы на медицинскую тему. Одна женщина, по виду бывшая учительница, рассказывала внимательной собеседнице:
- В том году лежала в больнице. Зашла в палату медсестра. Смотрим, а она пьяная. Стоять не может – шатает её. Маску одела, что бы перегаром не дышать. Опустилась на четвереньки перед койкой больного, поставить капельницу. Поставила идеально! Талант не пропьёшь! Видать и держали потому на работе. Стариков ласково называла «детушками», «солнышками». Шутила с нами: «Вы тут не пищите. Видите жгут: на шею наложу!» После смены приехала за ней «скорая»: домой отвезти. Водитель зашёл в палату, спросил: «Какую старушку везти?» «Ты что, Лёха, это я с тобой поеду!» А недавно в отделении был пожар, старая электропроводка загорелась. Так эта медсестра помогала больных выносить из огня, а сама дымом задохнулась, погибла…

Я слушал пение «фронтового доктора», смотрел на пожилых пациентов, с надеждой глядящих на дверь кабинета. К горлу подступал комок. И вспомнилась любимая с детства песня:

Смерть не хочет щадить красоты,
Ни весёлых, ни злых, ни крылатых.
Но встают у нее на пути
Люди в белых халатах.

И дыхание станет ровней,
И страданья отступят куда-то,
Лишь нагнутся к постели твоей
Люди в белых халатах.

Сколько раненых в битве крутой,
Сколько их в тесноте медсанбатов
Отнимали у смерти слепой
Люди в белых халатах!

И на свете тебя еще нет,
И едва лишь откроешь глаза ты,
Твою жизнь охраняют от бед
Люди в белых халатах.


Вечный подвиг - он вам по плечу,
Ваши руки бессонны и святы.
Низко вам поклониться хочу,
Люди в белых халатах(6).

МАТКИН БЕРЕГ

Моё терпение может лопнуть! Это в голове есть такой мочевой пузырь и он может лопнуть! А терпеть всё равно надо, чтобы свою подружку не убить!
Из рассказа девочки Ани четырёх лет.

Я по-прежнему снимал комнатку на окраине города у дяди Феди. В гости к хозяину иногда приходила его тётка из соседней деревни Козий Брод: маленького роста бабулька, смешливая и шустрая. Обнимала племянника и ласково приветствовала:
- Ну, здравствуй, выпердыш лисий!
Оглядывала дорогого родственника, взгляд останавливался на только что начищенных сапогах:
- Блестят, как соплями намазаны!

Бабка приносила в подарок трёхлитровую банку свежего молока. Звали старуху Васиха. Деревенских женщин называли по именам их мужей: Петиха, Васиха. Вовиха. Некоторые мужики давно примёрли, а имена их по-прежнему носили вдовы. Иногда давали характерные прозвища: Полеводиха, Почтарька.

Фёдор ставил на печку кастрюлю с супом и приглашал тётку "ись". Она не торопилась:
- Что же мне на полЕшню(7)?

Васиха по-хозяйски усаживалась на диване, покрытом лоскутным покрывалом, с удовольствием включала пультом новый цветной телевизор. Как раз шёл мексиканский сериал. На экране накалялись страсти, героиня рыдала, затрудняясь в выборе меж двух достойных возлюбленных. Старуха комментировала события:
- Я, бывало, всем давала
По четыре разика.
А теперь моя давалка
Стала шире тазика.
Я заинтересованно спрашивал её:
- А дальше, бабушка?
Оглянувшись ко мне, коротко отвечала:
- А дальше яйца не пускают!
Когда заканчивалась серия, будто нехотя садилась за стол, пробовала перегретый суп:
- ОжгА(8)!
Брала краюху хлеба со словами:
- Съешь большой лОмоть, будет в ж…е хлОмать!
С аппетитом ела, полтарелки на коленях и полу. Потом хозяин наливал всем чай. Доставал шоколадные конфеты «на верхосытку(9)». Васиха толкала меня под локоть и шутила:
- Пей, воды много. Вода – дура, зАпруду рвё.
Закончив есть и пить, говорила:
- В окАт(10)! Потом хитро глядела на нас:
Наел туго, завязал худо! Отнесите вы его, не обделал бы кого!
Сытая, опять садилась к телевизору, бормоча:
-Я на живот плечиста! Большая сыть пузо дерё!

В коридоре лежал этюдник и краски, на гвоздиках висели и сушились мои пейзажи. Васиха внимательно рассматривала картины, удивлялась и восхищалась. За свою жизнь она ни разу не видела живого художника. Разглядывала портрет Фёдора:
- Племяш как вбыльной(11)! Меня хоть убей, я так не нарисую!
Потом искренне восклицала, восхищённо оглядывая меня:
- Какой специалист! Такого специалиста в губы надо целовать!

Васиха вспоминала молодость, рассказывала, как ездила к подруге в Ленинград. Я спрашивал её:
- Понравился Питер? Дворцы, мосты, набережные?
- Дворцов не помню, а в комнату смеха ходила, в магазине кофту жёлтую купила, такую красивую, броскую, что милый из-за горы уссытся!
Потом ещё припоминала:
- Гуляли в городе по саду, там статуи голых мужиков и баб!
И тут же декламировала:
- Стоит статуя
Глазами вниз.
А вместо …
Лавровый лист.

Расставаясь, обнимала и целовала племянника, смахивала слезу. Фёдор совал в карман её старой куртки пригоршню леденцов и карамелек. Бабулька философски замечала:
- Жизнь натолкает в короткие оглобли! Маткин берег! Ах ти тошненько!

Однажды я решил разведать окрестности в поисках новых мотивов для этюдов. Заодно и проведать знакомую весёлую бабку. Прихватив блокнот с карандашиком для зарисовок и кошёлку с пустой трёхлитровой банкой, вышел из дома. Дядя Федя указал мне направление, махнув на прощанье рукой. Вскоре я вышел к речке и пошёл вдоль заболоченного топкого берега. Хорошо, что по совету хозяина, обул резиновые сапоги. Действительно, Козий Брод! Поднявшись по склону, наконец, увидел раскинувшуюся на пригорке деревню. Перед крайним домом лежала на тропинке большая гадюка и грелась на солнышке. Я с опаской обогнул её и двинулся разыскивать дом Васихи.

Я шёл по улице. Никого не было видно. На двери одного из домов я разглядел висящую на замке калошу. И сразу вспомнились рассказы Фёдора о деревенском житье – бытье:
"В деревнях раньше людей жило много. Работали в колхозах. Дома никогда не запирали. Пошёл в магазин: палочкой дверь подпёр. А если уезжали в район: вешали замок, рядом на гвоздик – ключ, на этот же гвоздь – калошу: прикрыть ключ. Жили бедно, но весело. В голодные годы ели тЮрю: хлеб, лук и огуречную траву (траву с запахом огурца) крошили в сыворотку. Получалось что-то вроде окрошки. Так от слова «тЮря» произошли другие слова. Если парень влюблялся в девушку, шутили: «ВтЮрился». Если ребёнок съел кашу: «СтюрюшИл». На тему еды в деревне говорили: «дрЯзгать» (ложкой в тарелке перебирать, вместо того, что бы есть); «мЫргать» (не есть, а грустить); «окУсываться» (таскать со стола куски еды); «мОдный» (разборчивый в еде)".

От Фёдора, Васихи и деревенских я слышал смешные образные выражения и обороты речи: «По закОжью разбежится» (если съел что-то несытное); «Под рубахой не видать» (всё равно, что поел); «Не сиди галОнная» (не сиди голодная); «Голова как лукнО» (голова разболелась); «ГлАзы вЫголил» (глаза выпучил); «Наелся как клещ»; «Молчать, пока зубы торчать».

Перенял множество красочных «ёмких» словечек: «огОрить» (с горем пополам купить), «дрАжить» (раздражать), «зяпАть» (громко говорить), «плЫзать» (медленно и неэффективно перемещаться), «кадрЕлить» (капризничать), «отпЫрхнуться» (отойти, выздороветь), «кошЕлиться» (долго собираться), «супОниться» (морщиниться), «калЯниться» (напрягаться), «костопЫжиться» (растопыриваться), «крутОй» (быстрый), «натУрный» (упрямый), «прибОрный» (аккуратный), «млЯвый» (вялый), «блЁдый» (бледный), «блЁдая дуплЯнка» (бледная поганка), «побоЯшка» (слуховой раздражитель), «пахалОва» (неаккуратная, распущенная), «одорОбла» (бестолковая, глупая), «швЕйка» (шустрая), «посЁстра» (любовница мужа), «чЁска» (наказание), «пУдик» (тепло оделся или хорошо поел), «дАинька» (недавно), «впрОплак» (со слезами в голосе), «сглУху» (укрыться с головой одеялом), «втрЮшечку»(трусцой), «заковрЕвши» (давно не мывшись), «заколОхши» (замёзнув), «укИстивши» (если к платью прилипли волосы или нитки), «сгрИбивши» (надувшись от обиды).

Иногда слова уменьшались до звуков: «е» (имеется в наличии), «ё» (вот оно), например:
- У тебя ножницы есть?
- Е!
- Где они?
- Ё!

Задумавшись, я прошёл почти всю деревню. Вдруг послышался переполох. Впереди увидел двух женщин у колодца, которые издали махали мне руками и кричали. Я поспешил к ним. У «Журавля» росла старая, раскидистая липина. Возле липы испуганно мычала чёрная корова с белой звёздочкой во лбу, запутавшись копытом в длинной цепи. Рядом лежало большое оцинкованное корыто. Бабы заглядывали в колодец и что-то туда говорили.

- Васиха в колодец упала! Пособи вытащить, малец! – наперебой сообщили мне.
Из тёмного нутра колодца раздавался жалобный голос. Я крикнул «утопленнице», что бы встала одной ногой в ведро и крепко схватилась за цепь. Вдвоём с крупной широкоплечей бабой Петихой мы схватились за цепь и вытащили мокрую, испуганную, замёрзшую старуху.

Как впоследствии выяснилось, Васиха накануне вечером засиделась у соседки и забыла про корову. Не доенная, мучимая жаждой Ночка всю ночь простояла, привязанная к дереву. На рассвете хозяйка вспомнила и поспешила к бедной своей кормилице. Опустив ведро в колодец, собралась, уж было, напоить животину. Рассерженная Ночька боднула под зад наклонившуюся за ведром бабку. ОсвЕривши(12), Васиха упала в колодец. Простояла в ледяной воде всё утро, жалобно взывая о помощи. Наконец-то её крики услышала соседка. В это время подоспел и я.

- Честь отдать! – сказала мне вторая женщина, очень низенькая и очень полная, с круглым личиком и малюсенькими голубыми глазками. Все называли её Сашечка «Метр на метр».
- Где же ваши мужики? – спросил я.
- Кто где: кто в районе, кто в поле пасётся! – ответили бабы.
- Как это "пасётся"? – не понял я.
- Стадо пасёт!
- Замёрзла комом, кулем, уши колом! – шутила тётка Васиха, кашляя и сморкаясь.
- От простуды надо запечь вшу в булочку и съесть. А если горло заболело или кашель: жабу изловить и подышать на неё! – советовала подруге Сашечка.
- В меня бражка(13) е! – вспомнила Петиха.
- Ё! С меня хлебнЯ(14)! – обрадовалась Васиха. - Пошли, художник!

И мы направились к большому деревянному дому, глядевшему на нас окнами с белыми кружевными занавесками и ярко-голубыми ставнями, словно огромными наивными глазами. Зашли в избу. Внутри стояла русская печь. Горница была перегорожена выцветшей ситцевой занавеской, с когда-то розовыми розами на синем фоне. В спальной части стояла кровать с железной сеткой и грубо сколоченные деревянные нары. Мы сели за большой круглый стол. Сашечка втиснулась в кресло, я уселся на деревянную табуретку с дыркой посередине. В центре потолка, рядом с лампочкой, на загнутом ржавом гвозде, висела в сетке буханка хлеба и батон. Хозяйка попросила достать хлеб.
- Почему у Вас хлеб под потолком висит, да ещё посреди комнаты? – недоумённо спросил я.
- Чтоб крысы не достали! – ответила бабка и указала на большую дырку в буфете.

На столе появились: алюминиевая миска с творогом, трёхлитровая банка простокваши, сорванный в огороде зелёный лук. Васиха накладывала нам в тарелки гречневую кашу с салом. Сашечка пододвинула к себе тарелку с кашей, влила туда простокваши (побелила) и попросила хозяйку:
- Всыпь мне пяску(15)!
- Каша же с салом!
- Всё равно всыпь!
Бабушка выставила на стол сахар. В горницу зашла Петиха с лимонно-жёлтого цвета эмалированным бидоном бражки в руке. Бидон источал «ёмкий» запах. С ней были ещё две женщины: Тонька – Блоха и Валька Длинная. Они поставили на стол пластиковую бутылку самогонки и кулёк конфет «Школьные». Следом появилось двое чумазых детей лет восьми - десяти: мальчик и девочка. Девочка прижимала к груди двух серых котят, у мальчика в руках была палка. Котята жалобно курнЯвкали(16). Дети бросили котят и полезли за конфетами. Хозяйка резала хлеб, обращаясь к внучке, со словами:
- Первый кусок - чтоб сиськи росли, второй кусок – чтоб мальцы любили!
Дети запихали за щёки конфеты, стали смеяться и шалить. Бабушка погрозила им пальцем:
- Шкуру чулком спущу!
Ребята насовали конфет в карманы и убежали на улицу.

Налили и чокнулись. Я выпил самогонки и закусил кашей. Потом запил простоквашей. Женщины оживлённо разговаривали, шутили и смеялись. Объектом шуток избрали Вальку Длинную, высокую молодую женщину, не так давно вышедшую замуж:
- Ты зачем за Кольку замуж пошла? Ён не с красы, отвернувши, не наглядеться(17). Ниже тебя, да ещё пьющий!
- Да он как выпьет, не бьёт меня, не буянит, а спит тихо, как мушинка(18)! – оправдывалась молодуха.

Хозяйка подливала в стаканы браги, мы пили и смеялись. Перед глазами приятно плыло, выпивка и закуска уже не казались чудовищными. Васиха загадывала загадки:
- Моя милка – крокодилка. А котОра в её была мать? Можно ли солёный огурец через крышу перекинуть?
Я надолго «завис» в раздумьи. Ответов я так и не получил. Потом компания весело запела:
Два кусочека колбаски
У тебя лежали на столе.
Ты рассказывал мне сказки
Только я не верила тебе(19).

Неожиданно у меня заболел живот. Видимо, я переоценил свои физические возможности. Я попросил разрешения прилечь. Хозяйка проводила меня к лежанкам со словами:
- Шо в тябя болит, живот? Не, брюхо! Понос? Не, дристуха!
Подруги продолжали звенеть стаканами и веселиться. Я закрыл глаза и отключился...

Очнулся от громкого возгласа: «Вы выиграли приз!» Долго не мог понять, где я и что со мной произошло. Я лежал на деревянных нарах. На до мной на стене, на гвоздике висел треугольный красный вымпел с золотой бахромой и вышитой надписью: «Победитель соцсоревнования». Вечерние лучи освещали горницу. На комоде работал телевизор. Показывали «Поле чудес». Над телевизором в углу висела маленькая иконка под стеклом, обрамлённая выгоревшими бумажными цветами. На подоконнике темнели куски коричневого хозяйственного мыла. За окошком на улице слышалось мычание не доеной коровы и лай собаки. На ситцевой занавеске висели котята, уцепившись за ткань когтями, и раскачивались. Цветастые обои на стенах кое-где ободраны (видимо, кошками). И под ними видно, чем раньше были обклеены стены: политической картой мира. Под потолком тускло горела лампочка на чёрном перекрученном проводе, освещая подвешенный в сетке батон. В кресле перед телевизором, сцепив маленькие ручки с короткими пальчиками на круглом брюшке, громко храпела толстушка Сашечка. За неубранным столом с грязными тарелками и пустой пластиковой бутылью сидела Васиха и кормила внучку клубникой. Девочка держала в одной руке лохматую одноглазую куклу, другой рукой брала ягоду и клала в рот.
- Гляди ка дочушь, кака крупна ягода, в бараньи яйца! – говорила подвыпившая старуха.
Внучка ела и просила бабку:
-Бабушка, научи меня выражениям!
- Кого(20)?
- Ну, матом ругаться!
- А, … твою мать!
-Это я знаю, бабушка!
- Ну тогда … за ногу!
-Это я тоже слышала, ты мне что-нибудь новенькое расскажи!
- Ах ты, сиклЯха(21) сухобзейная! Маткин берег! Ах ти тошненько!
Я шёпотом повторил:
- Ах ти тошненько! Маткин берег! И закрыл глаза.

НАВОДНЕНИЕ

…Ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошёл Ной в ковчег…
Евангелие от Матфея 24:38

Жили - были Крошечка да Пёрышко. И была у них Крыса – Мышь. Вот Крыса – Мышь и говорит им: «Идите по полю всё прямо и прямо и придёте в такую страну, где живут только пёрышки и крошечки и поселитесь там!» Пошли они, пришли в эту страну и стали там жить.
Из рассказа девочки Дуни пяти лет.

В тот последний год всё было по-прежнему. Городок жил своей обыденной привычной жизнью. Весна была в самом разгаре. Старый сад моего хозяина дяди Феди вскипел белой пеной и дружно зацвёл. В саду загудели пчёлы. Стало очень тепло. Все ждали наступления скорого лета...

Однажды ночью вдруг ударил сильный мороз. Утром сад стоял голый – все цветы с яблонь осыпались, пчёлы исчезли. Старый пёс Медовый Барсук сорвался с цепи и в ужасе носился по участку. Потом сел посреди сада и жалобно завыл. Небо приобрело необыкновенный изумрудный оттенок. Озеро у берегов замёрзло. По горизонту прошла тёмная, почти чёрная полоса иной воды, словно очерчивая границу. Деревья как-то испуганно посерели, лишь чернел на Невинной горе сильно разросшийся за последние годы высокий ельник. Низко над городом грузно пролетел большой военный вертолёт, чуть было не задев водонапорную башню, наполнив звенящую тишину гулом тревоги. Мне вспомнился мальчик с автоматом, который хотел стать вертолётчиком и целился в кота. Я посмотрел на вертолёт и вспомнил, как он похож на описание саранчи из Апокалипсиса: «По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну… На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев её – как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; у ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах её были жала…»(22)

Начало лета выдалось жарким и засушливым. Ясным солнечным июньским утром вдруг стала подниматься вода. Вода надвигалась с озера и сочилась прямо из под сухой растрескавшейся земли. Вода была стеклянно-прозрачная, очень холодная и имела необыкновенный изумрудный оттенок, словно вода высокогорных альпийских рек. Она постепенно наполняла улицы, но неравномерно, почему-то обходя некоторые дома и целые участки, независимо от их расположения. Первой скрылась под водой рюмочная под названием «Винный мыс». Проваливался городской участок железной дороги. Старый одинокий вагон с надписью «Кисловодск – Мурманск» с изображением Эльбруса и парочкой, танцующей лезгинку, на выцветших занавесках, скрипнул, покачнулся и стал медленно съезжать в чёрную трещину, наполненную водой. Жители не испугались, а стали разбредаться кто куда, кто пошёл за вёслами и отвязывать лодку, кто, сняв ботинки или туфли, закатав брюки или подобрав полы платья, пошлёпал босиком прочь, кто то и вовсе остался дома, заперев дверь и включив телевизор. Несколько заядлых рыбаков во главе с высоким голубоглазым мужиком Толиком побежали за сетями и удочками, надеясь на скорый богатый улов. Город пустел. Памятник Барсуку с саблей скрывался под водой. Над поверхностью возвышалась только его лапа, сжимающая клинок. За саблю зацепился плывущий кусок фанеры, видимо отвалившийся от доски почёта, с надписью, сделанной красными буквами: «Мы не можем ждать милости от природы, взять их у неё – наша задача!» Большое облако – океанический лайнер, всегда неподвижно висевшее над городом, медленно развернулось и поплыло к горизонту. Водонапорная башня с гнездом аиста на вершине постепенно уходила под воду. Возле неё, в свободной воде, вдруг стали выпрыгивать рыбы, словно пытаясь взлететь. Белые чайки, сложив крылья, с большой высоты, снарядами ныряли в воду. Стаи рыб уже летали в воздухе, растопырив перламутровые плавники. Вдалеке, над поверхностью сверкающей воды освобождённого озера, вдруг на секунды явственно показался огромнейший панцирь или кожистый хребет какого-то древнего морского чудовища…

ПОЛЁТ АИСТА

Мыльные пузыри нужны, чтобы украшать небо.
Из рассказа девочки Дуни четырёх лет.

Принцесса на волнах качается, плывёт на корабле. Все замки её ждут белокаменные, все короли её ждут изумрудные.
Из рассказа девочки Дуни четырёх лет.(23)

Нестерпимо сияло белое солнце. Над Морем – Озером появилась разноцветная дуга светлой радуги, раскинувшаяся по всему видимому пространству, словно хрустальный мост в новый мир. Аист медленно встал на своих длинных ногах. Медленно оглядел затопленную изумрудной водой родину. Потом, запрокинув голову, посмотрел вверх, словно увидел в небесах новую Родину. Защёлкал клювом, распрямился, медленно расправил крылья и, взмахнув, медленно полетел. Он поднимался всё выше и выше, кружа в восходящих потоках семицветного воздуха, пока не стал маленькой точкой и вовсе исчез…

Город Остров, январь - февраль 2017.

Примечания:

1.Вовьё, так вовьё! – ужалит, так ужалит!
2. Асса - курАт! - Ах ты чёрт!
3. СЕто или СЕту - маленький народ, живущий на территории Печорского района Псковской области и приграничной Эстонии. Православные эстонцы, принявшие русскую веру ещё при царе Иоанне IV. Весёлые, певучие люди, периодически выбирающие своего короля, поющие народные русские, украинские, песни Любэ и Виктора Цоя, сохраняющие традиции и фольклор своего маленького народа.
4.«Рано-раненько (Кисет)». Музыка: Блантер, слова: Сурков.
5.«Идёт солдат по городу». Музыка: Шаинский, слова: Танич.
6.«Люди в белых халатах». Музыка: Колмановский, слова: Ошанин.
7. Мне не на полЕшню - мне не срочно.
8. ОжгА - горячо.
9.На верхосЫтку – на десерт.
10. В окАт - досыта набить своё пузо так, что можно потом катиться.
11.Как вбыльнОй – как настоящий.
12.ОсвЕривши – потерявши равновесие.
13.БрАжка - алкогольный напиток. Состав: сахар (или конфеты, сладкие яблоки, сливы), дрожжи, вода. Бидон ставится на лежанку печки, укутывается фуфайками. Стоит и бродит до готовности. Запах ужасен. Можно перегнать в самогон. Но чаще пили так.
14.ХлебнЯ - еда.
15.Пяску – сахару – песку.
16.КурнЯвкали – мяукали.
17.Ён не с красЫ, отвернувши, не наглядеться – он некрасивый, отвернувшись, не наглядеться.
18.МУшинка – маленькая муха.
19.«Два кусочека колбаски». Музыка: Окороков, слова: Иванова, Окороков.
20. Кого - чего, что.
21.СиклЯха – маленький муравей
22.Откровение святого Иоанна Богослова (Апокалипсис) 9:7-10.
23.В произведении использованы фрагменты сказок, сочинённые сёстрами Анной (2012 г. р.) и Евдокией (2009 г. р.) Оболенскими. Некоторые из описанных в повести событий происходили на самом деле, большинство персонажей имеют прототипов в реальной жизни, имена изменены.