ПАМЯТИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ПЕТРЕБУРГСКОГО ХУДОЖНИКА
Год назад, в ноябре 2016 года трагически оборвалась жизнь петербургского живописца Талгата Замалеева. К большому сожалению, художник не успел осуществить многие творческие планы и замыслы, и, наверное, не получил ту меру признания у специалистов и зрителей, которую он заслужил. Но каждая из его работ, будь то городской мотив, камерный портрет или цветочный натюрморт, вновь и вновь открывает для нас талант прирожденного колориста, мастера экспрессивных, эмоционально содержательных и, в то же время, по-настоящему петербургских полотен, внутренне целостных и сгармонированных.
Для многих художников жанр автопортрета дает возможность не только (и, наверное, не столько) достоверно воплотить свой облик, свой душевный мир, но и сделать достоянием зрителя свое творческое кредо. В испытующем взгляде, обращенном к нам – и к самому себе, в энергичной, крепкой, почти скульптурной лепке головы, в напряжении цвета, взятого в «полный голос», ощутима какая-то истовая убежденность Талгата в значимости миссии художника, способного искать и неизменно утверждать прекрасное. Эти поиски порою расходятся с привычными представлениями о совершенстве и гармонии, однако они всегда устремлены к неким объективным эстетическим основам. В своих питерских мотивах Талгат Замалеев предстает как профессиональный мастер, продолжатель традиции «мухинской» живописной школы, которая связана с прославленным творческим вузом, недавно вновь получившим имя своего создателя барона А.Л.Штиглица. Многие ленинградские живописцы – ровесники Талгата или представители старшего поколения, также связанные с этой школой, в пору учебы или самостоятельной творческой работы ориентировались на «классику» новаторской живописи конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Открытия французских импрессионистов, Сезанна, Ван Гога и Матисса и их русских последователей – художников общества «Бубновый валет» по-своему отразились и в полотнах Талгата, обретая, может быть, более эмоциональную окраску, свойственную искусству немецкого экспрессионизма 1910-1920-х годов. Но Замалеев, искренне восхищаясь свободой живописного исполнения, отдавая предпочтение форсированной открытой палитре, создает не реплики на шедевры великих европейских и русских предшественников, но открывает нечто свое, созвучное именно его представлению о мире.
Примечательно, что раскрепощенность энергичной манеры всегда вводится в его городских пейзажах в достаточно строгие пространственные границы. Достаточно взглянуть на Кунсткамеру или Инженерную улицу, в створе которой открываются здания цирка и Кордегардии Михайловского замка – и мы понимаем, насколько точно и тонко мастер чувствует специфику классического Петербурга. Перспектива широких прямых улиц или панорама Невы, властно увлекающая взгляд от Дворцового моста к Финскому заливу – всё это кажется удивительно знакомым, близким, но пережитым (именно благодаря художнику!) словно впервые. Наверное, так совершенно по-новому мы воспринимаем примелькавшиеся здания и памятники в момент какого-то необычного природного явления. Однако Талгат Замалеев не стремится внести в свои работы внешнюю экстравагантность, щегольнуть артистизмом исполнения. Его полотна рождены напряженным трудом, стремлением постоянно совершенствовать мастерство через работу с натуры. Пожалуй, здесь не менее сложно для автора не подчиниться «диктату натуры», сохранить свой узнаваемый стиль, способность к декоративному обобщению цвета и формы. И в изображениях садовых цветов – эффектных, наполненных витальной силой тепла и солнца, Талгат, больше доверяясь естественным формам природы, остается подлинным живописцем. Он влюблен в цвет, верит в его способность создавать новый мир, гармоничный и праздничный. Так сложно говорить о художнике в прошедшем времени… И он словно дает нам право продолжать вместе с ним этот поиск красоты в простых и вечных мотивах, которые в волшебном зеркале живописи каждый раз открывают какие-то потаенные свои грани. Без них наша жизнь стала бы ощутимо беднее и лишилась той глубины и полноты бытия, которая по-настоящему открывается в момент творчества.
Руслан Бахтияров
Член Союза художников России. Член Международной ассоциации искусствоведов (АИС). Действительный член Петровской академии наук и искусств (ПАНИ).